Весь мир вдруг стал бессмысленно-неважным, когда я, наконец, начал понимать, что же натворил. Что мои желания – это самый чистый бред, который вообще мог когда либо существовать. Посвятить свою жизнь убийствам? Медленно-медленно дробить свою душу на тысячи осколков, потому что я думал, что это необходимо мне: вот чего я так отчаянно добивался? Вот, оказывается, в чём счастье, эйфория, как будто бы вызванная после употребления разноцветных таблеточек?
Тогда я практически ненавидел себя за свою непоколебимую целеустремлённость заполучить долгожданную Чёрную Метку. Почувствовать себя частью чего-то общего – это хорошо. Быть объединённым общей идеей, стремлением и желанием. Слепо глядеть в глаза Ему, своему Предводителю, ради которого захочешь и сгореть заживо, и медленно тонуть с улыбкой на посиневших губах. Это всё хорошо, конечно: найти, наконец, себе цель в жизни. Стать причастным и нужным, но не такой ценой.
Я был одним из тех юнцов, которые долги месяцы добивался получения Метки. Которые спали и видели, как Он смотрит на тебя, поднимает уголки губ в подобие одобрительной улыбки и говорит тихо, своим змеиным голосом: «Добро пожаловать».
В этом мы, будущие Пожиратели Смерти, видели своё счастье. Уже заранее отреклись от дома, от семьи, от всего на свете, что когда-то, может быть, даже любили. Сейчас это было неважным, потому что в тот момент решалось наше будущее. Мы не ставили себя причастными к той жизни. Мы мнили себя революционерами, сторонниками  правильного и светлого будущего. И гордились этим.
Но революция – явление всегда кровавое, всегда долгое и сопровождаемое разными парадоксами. Сегодня ты вождь революции, а завтра ты спешно покидаешь ряды собранной вчера армии воинов. Сегодня ты мнишь, что все твои идеи и желания истинно верные, а завтра ты проклинаешь себя за то, что даже посмел подумать об этом.
Все люди смертны, все люди способны проявить слабость, но не Он. Он убивает жестоко, безжалостно, только лишь потому, что тот, другой, кто решился получить титул убийцы, пощадил свою жертву. Не прошёл испытания – не достоин получить Чёрную Метку. Ты брешь в системе, ты отвратительный сорняк. Ты проблеск человечности в этой войне. Поэтому, прощай, но не постарайся умереть слишком быстро. Трусы есть иногда ценный кладезь полезных качеств.
Было ли мне страшно? Да, возможно. Но я боялся не Его, я боялся себя. Что побудило меня стать таким, почему меня ничто не остановило тогда, когда я был уже готов целовать полы Его мантии, лишь бы добиться внимания? Неужели моя исступленная ненависть к миру достигла своего апогея и затмила за собой все проблески здравого смысла? Ах, нет же, здравый смысл говорит во мне сейчас и велит спасаться.
Плечо нещадно жгло, вследствие проведённого ритуала. Всего лишь 24 часа назад, но, кажется, прошёл целый год. Целые сутки теперь разделяют мою жизнь на два этапа. Жизнь убийцы и жизнь глубоко отчаявшегося юнца в своём существовании. Мерзко.
Наверное, из-за того, что моё эмоциональное состояние было глубоко не в порядке, я и не смог трансгрессировать успешно, к порогу величественного Лестрейндж-мэнора. Я оказался у чёрного входа, который сделан был не из необходимости, а из-за того, что он тут нужен. Просто нужен, мало ли, что может случиться. Ну, может, для таких вот случаев он и нужен. Через чёрный вход сбегают трусы, предатели и дезертиры, потому что им страшно посмотреть кому-нибудь в глаза. Вдруг, это знак для меня.
Я, точно пьяный, поднимаюсь по лестнице, которая точно приведёт меня к кабинету Рудольфуса. Конечно, он был там, на своём рабочем месте и точно возился с бумагами, что делал всегда в этом время.
Да вот же он. Сидит сосредоточенно, изучает, записывает. Всё, как всегда. И я, как всегда, прохожу к чёрному кожаному дивану, который обязательно стоит в кабинетах у любого аристократа. Ложусь на этот треклятый диван, с трудом подавляя желание закрыть глаза и уснуть. А потому задаю один простой вопрос, который мучал меня всё это время:
- Есть ли необходимости идти на такие большие жертвы? Разве нам нужно умереть во имя Его правого дела? – я говорю осторожно и необычайно серьёзно, но пока ещё не решаюсь встретиться со взглядом брата, боясь увидеть в его глазах какой-то намёк на осуждение.

Мне было 20, и я мнил себя Богом. Я верил в то, что все в моих руках. Что только я, я один могу перевернуть весь мир.
Он дал мне власть над жизнью и смертью, дал упиваться собственными возможностями и дал познать собственное совершенство.
Мне было 20, и я знал, что нашёл свой путь. И едва не сошёл с него по собственной глупости.

Всё тот же кабинет. Те же потолки, та же люстра. Тот огромный книжный шкаф со всей важной для чистокровных магов литературой. Тот же дубовый стол, за которым расположился Рудольфус, но когда-то раньше за ним сидел и отец. Нет, я бы никогда не принял обязанности главы семейства. Потому что я слишком безответственен, чтобы с честью выполнить все те обязательства, которые возложены на главу семейства. Потому что я слишком эгоистичен, чтобы считаться с желаниями своей семьи. Жена, ребёнок и звание лорда. Рудольфус рос для этого, а я? В чём моя цель?
«В служении Ему, конечно же. Зачем ты сомневаешься в Его силе?» — шепчет внутренний голос, а впервые проснувшийся здравый смысл утверждает, что это неправильно. «Но ведь я так хотел этого. Так почему всё идёт так странно теперь?»
Теперь я уже сижу, откинувшись на мягкую спинку дивана, и всматриваюсь в лицо брата.
— Наказание? Мерлин, это смешно, — раздражённо бросаю я, но сам желаю, чтобы Руд сделал всё то, что делал всегда. Волшебным образом решал всё, делал всё правильным и понятным.
— Я бы поднял восстание, но все слепо влюблены в Него, чтобы понять, как это ужасно. Как не нужны его напрасные убийства всех неугодных в Его деле людей. А вдруг завтра умрём мы, потому что стали бесполезны?
Страх толкает людей совершать ужасные вещи, а в особенности — говорить правду. Видимо, именно сейчас я делал то, что делал довольно редко — был искренен.

Ты — чудовище. Ты не достоин счастливой концовки, и даже родители не пытались сделать тебя лучше. Иначе бы ты не сидел здесь, не метался, как загнанный в клетке зверь, а знал бы, как жить тебе завтра.
Никогда не усидеть на месте. Всё думать, думать и искать.
Я рождён для вечных поисков, которые могут привести лишь к двум концам: островка счастливой жизни или безумию. Сойти с ума от вечного поиска счастья. Сойти с ума от вечно переполняющих мыслей, которые не дают спокойно спать по ночам. Сойти с ума от идей, которые кажутся такими манящими и интересными. Сойти с ума от искушения опробовать всё, и плевать, что это может быть опасно.
Но видеть безумную эйфорию, которую зачем-то ошибочно принимаешь за счастье, в кровавых убийства — это не правильно.

Мы живём в одном большом Королевстве Кривых Зеркал. В Королевстве, где всё прекрасное кажется уродливым, а уродливое истинным совершенством. Где чужие пороки приобретают статус национального преступления, а нравственная непорочность является чем-то необычайно редким, почти несуществующим явлением. От того люди и совершают ужасные ошибки, считая, что желаемое у них перед глазами, но на самом деле это его полная противоположность. Это не тот идеал, не то совершенство, не тот смысл жизни, которого они так долго ищут.
Правда — вот чего нет, и не было в Королевстве Кривых Зеркал. Правда — самое невозможное из всех вещей в Королевстве.